Написано за 2 часа, второй раз я это не перечитывала. Все тапки - заслужены, знаю.
В тринадцатом всегда было тихо и, по сравнению с другими
отрядами, вольно. Приветствовались общение на равных и дружба, частым
продолжением дружбы становились свадьбы. Многие сейрейтейские семьи, отпрыски
которых проходили обучение в Академии, мечтали, чтобы их дети служили именно в
этом отряде. Капитан – человек хворый, зато душевный и опытный, много чего
повидавший. Да и присказка шла, что в тринадцатом служить – праздник, а из
тринадцатого уходить – похороны. Большая часть шинигами служила в отряде всю
жизнь, за исключением постоянно текущих лейтенантов, которые через лет
пять-десять уходили в другие отряды капитанами. Впрочем, некоторые уходили на
тот свет, но таких было немного, и народная молва о них быстро забывала. Укитаке-тайчо
слыл человеком мягким, но отряд отчего-то ходил по струнке, происшествий не
устраивал, работал чётко и слаженно, хоть и на рожон не лез. На небольшие проступки
капитан закрывал глаза, за более серьёзные – вызывал на разговор, после
которого пылающий от стыда виновник зарекался расстраивать капитана на всю
оставшуюся жизнь.
Был всего один по-настоящему страшный проступок, который
вводил Укитаке-тайчо в ярость, обрушивающуюся на несчастного провинившегося
шинигами. Капитан не терпел сплетен. Не слишком часто, но всё же, он очень
жестоко и не стесняясь в выражениях обрывал перемывание чужих косточек. Наряды
вне очереди за сплетни получали не только увлёкшиеся разговорами женщины, но и
случайно остановившиеся почесать языками мужчины.
Кира, недавно переведённый в отряд для тренировки всё никак
не сдвигающегося с мёртвой точки банкая, первое время жутко пугался внезапной
перемены в лице капитана, когда тот, нарушая свои принципы, при посторонних жёстко
отчитывал сплетника, повышая голос и иногда доводя себя самого до приступа. Однако,
довольно скоро на лейтенантской попойке он по пьяни спросил о причине такой ненависти
капитана у Кёраку-тайчо. Хорошо, что никто из окружаюших уже не мог их
слышать – пьянка шла не первый час, и только стойкий и проспиртованный Шунсуй
да по-тихому сливавший саке в щёлочку между татами Кира остались в более-менее
пристойном состоянии.
Капитан восьмого отряда кивнул в сторону террасы, и Кира
вышел на свежий воздух и лунный свет. Следом за ним неслышно выскользнул
Кёраку. Усевшись на деревянный и, в общем-то, не слишком чистый пол по-турецки,
он набил трубку табаком и закурил. Лейтенант впервые видел его курящим, хотя в
их отряде капитан восьмого был частым гостем.
- Видишь ли, Кира-кун, Джуширо однажды слишком много потерял
из-за каких-то глупых сплетен. Я могу рассказать тебе, потому что знаю, что ты
не поддерживаешь ремесло нашей дорогой Ран-тян.
Кира смутился, но кивнул – любопытство брало верх над
опасением узнать то, чего знать не нужно.
- Расскажите, Кёраку-тайчо.
Кёраку Шунсуй скосил на него глаз, оценивающе глянул,
выдохнул струйку синего дыма.
- Мы с Джуширо, как ты знаешь, наверное, старшие сыновья в
своих семьях. Так вот, сразу после окончания Академии его родители нашли ему
невесту. Мои тоже мне нашли, но это уже другая сказка. Так вот, хорошая девушка
из небогатой семьи – что ещё нужно для счастья? Не то чтобы молодому лейтенанту
было когда заниматься семьёй – это другой вопрос, об этом родители Джуширо не
подумали. Поэтому молодая его жена оставалась в имении, и к ней он приходил
только на выходные, а старая жена – то есть служба – жила вместе с ним в его
каморке все остальные дни. Уж не знаю, любил он свою Наоко, или просто хорошо к
ней относился, но ссор между ними не было, года три они прожили на таких
свиданиях. Потом Джуширо назначили капитаном, времени стало у него побольше, да
и разрешено капитанам жить в Сейрейтее и приходить на службу по требованию. Ну,
он на радостях-то домой и переехал. На него аж смотреть стало приятно –
довольный, спокойный, поправился на домашней заботе. Чуть что – никаких посиделок,
никаких пирушек – Укитаке домой несётся. Тут и меня капитаном назначают, тоже
жизнь веселее пошла, да только друга я видеть перестал,- Кёраку усмехнулся беззлобно
и выбил пепел из трубки.- Через полгода он мне гордый такой говорит: буду, мол,
отцом скоро, поздравляй,- а сам светится, что твоя катана как наполируешь. Ну,
я поздравил, мы так здорово напоздравлялись, что на следующий день еле на
собрание пришли оба. Ну, он как на крыльях, и я рядом с ним – любая работа
спорится, везде везёт, все улыбаются. Ну, ты знаешь, как это бывает, когда
счастье на голову валится, да? Вот он и радовался, пока можно было.
Кира почувствовал, что такая история просто не может хорошо
закончиться и внутренне сжался. На террасе было холодно, ночной ветерок шевелил
листья посаженных невдалеке кустов. Кёраку посмотрел на ущербную луну и
продолжил.
- И вот нам первое крупное задание выпало на двоих – пойти в
Уэко и проредить там адьюкасов, чтобы не совались, куда не просят. Джуширо не
волновался даже – он-то уже ходил везде, да не по разу, а у меня первая
вылазка. Пошли мы, значит, двумя отрядами, нас там, естественно, никто не ждал
и саке не грел. Поработали чистенько, без единого раненного, а при возвращении
я в Разделителе ногу умудрился на ровном месте сломать. Джуширо меня на плечо –
и в четвёртый, к Рецу. И то ли кто-то нас там увидел, то ли наши парни
растрепали, но к вечеру уже по Сейрейтею слушок пошёл, что Укитаке на задании
серьёзно ранен. А нас на ковёр Яма-джи вызывает, домой Джуширо сразу не попал,
а когда ближе к ночи за ним посыльного прислали, оказалось, что жена его так за
него перепугалась, что роды у неё начались прежде времени. Он в имение махнул,
и Рецу тоже вызвал, да только без толку. К утру родила Наоко двойню, но умерла
родами. И мальчишки умерли – один в тот же день, а второй на следующий. Вот
тебе и история. Никто зла не желал, кинжал не точил, отравы не лил – а троих в
один день хоронили. Как тебе такое? Если
бы Джуширо уже к тому времени седым не был, точно поседел бы. Он ещё лет десять
после этого на детей смотреть не мог. Вот теперь и гоняет своих как сидоровых
коз, чтобы сплетни эти, как заразу, не таскали. И лейтенантов своих, кстати, на
пьянки не пускает, так что ты готовься завтра получать по первое число,
Кира-кун.
Кира потрясённо молчал. Луна, казалось, смотрела бледным,
чуть вытянутым женским лицом, на котором печаль мешалась с надеждой, а тоска –
с нежностью. Сердце болело, хмель куда-то выветрился.
- Тогда я пойду в отряд, Кёраку-тайчо,- Кира с трудом
поднялся на затёкшие ноги.- Спасибо за рассказ.
На самом деле Изуру предпочёл бы никогда этого рассказа не
слышать. Ни от кого. И уж точно, ему не хотелось быть кувшином для этой истории
– ибо каждый в Готее знает, что Кира сплетен не разносит.